Рубрика «непрошенные отчёты» и в ней
Майкл Каннингем, «Плоть и кровь» .
Пережить можно все — даже самую страшную боль. Только тебе нужно что-то, что будет тебя отвлекать.
Попробуйте вышивать. Или мастерить абажуры из цветного стекла.
Чак Паланик, «Удушье»«Жизнь всегда такое дерьмо, или только когда ты маленький?» — спрашивает девочка в одном известном фильме. Эта книга отвечает, как и титульный герой фильма: «Всегда». С самого рождения до самого конца. Не обольщайтесь. Но прожить её всё-таки можно по-разному. По сути, «Плоть и кровь» — такая же семейная сага, как «Зримая тьма» Уильяма Голдинга — классический роман. (То есть никакая). Но, в отличие от «Тьмы», эта пародия на жанр ничуть не иронична. Все серьезно. Под видом жизнеописания автор аккуратно подставляет то одного героя, то другого на место, уготованное ему его страхом. Или скорее жанровыми клише, за которые в страхе герой хватается. Обычная семья: папа, мама, сёстры, я. Что может быть страшнее? Разве что невинные мечты маленького мальчика об огороде, которым он однажды поразит свою семью. Почему? Ответит снова книга.
<...>Картина вырисовывается мрачная: одинокие, обиженные и зацикленные на себе люди пытаются быть друг другу семьёй, одновременно силясь стать успешными или, наоборот, взбунтоваться. И всё движется по кругу. Поколение за поколением. Попутно эти люди калечат друг друга, но даже не потому, что хотят, а потому что просто не знают, что другие тоже живые, и с ними можно наладить контакт. Каждый видит более удачную версию себя и тянется к ней. Кто-то ваяет её из себя же, кто-то ищет в других, самих других при этом еле замечая. И никого не осудишь, потому что всё очень понятно и обыденно. Чем обыденнее, тем страшнее.
«Жить трудно. Трудно ходить среди людей, то и дело одеваться по-новому, вместо того чтобы просто свалиться и лежать.» — говорит самый девиантный и при этом самый человечный персонаж этой повести об обычных и бесчеловечных людях. И ведь правда. Простые вещи на деле очень трудны. А стандартные, якобы нормальные — неестественны. Так же фальшивы, как рождественская открытка с изображением большого счастливого семейства, где никто никого не унижает и не ненавидит.
Понятие нормы часто играет роль в семейных раздорах. "Всё у нас не как у людей!". "У всех дети как дети, а у меня..!" И так далее, и так далее. Вот и здесь, в романе, персонажей условно можно разделить на тех, кто вписывается в рамки общепринятого, и — нет. И самыми странными, далёкими от реальности выглядят самые "правильные". Те, для кого вообще существуют рамки. А успевают пожить своей, пусть и тоже несчастливой, жизнью лишь те, кто не ставит целью равняться на кого-то и кого-то ублажать. Принято считать, что трудно придётся именно тем, кто не вписывается. Не ублажает. Но это обман и самообман, ещё один сорт эскапизма. На самом деле рамки не заменят стен, и никто не защищён, трудно всем. Трудности начинаются с тех самых пор, как плоть принимает человеческие очертания, а по венам начинает двигаться кровь. Рано или поздно плоть и кровь превратятся в пепел и кости. Но всё ещё продолжат шептать из своей погребальной шкатулки. И хорошо бы, если: «Мы жили!», а не «Мы старались жить.»
@музыка:
Richard Thompson - Dad's Gonna Kill Me
@темы:
книги,
Майкл Каннингем,
Flesh and Blood